Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы] - Михаил Колесов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Музыка сделала нас неразлучными друзьями в буквальном смысле слова, так как требовала всего свободного времени. Тем не менее, мы успевали нормально учиться, заниматься спортом и… влюбляться. Но здесь неожиданно оказалась одна проблема: на четверых парней — всего две девчонки! У одного из нас была постоянная «школьная любовь» (чуть ли ни с первого класса), а вот мы трое «прикипели» лишь к одной (из младшего класса). Иногда по этому поводу между нами случались «мужские разборки», потому что она отдавала явное предпочтение одному из нас, но дружбы нашей все–таки это не разрушило. Так мы и проводили время вместе.
В поселке у нас четверых была репутация «стиляг», как это называлось в то время. Мы носили невероятно зауженные (самими) брюки, не прикрывавшие ослепительно белые носки, черные туфли с узкими носами, красные или черные рубашки (выкрашенные дома из белых «китайских»), на них узкие белые или черные галстуки. На голове, конечно, — невероятные «коки» (высокие прически, сделанные в местной парикмахерской исключительно «по знакомству»). В школе нас прозвали «истребителями», так как однажды мы придумали для музыкальных выступлений особый знак отличия: коричневые береты с металлическими эмблемами самолетов–истребителей. Выглядело это весьма эффектно! Самое интересное, что мы никому не подражали, все придумывали сами, полагаясь на свои изобретательность и вкус.
Но объединяла нас не только музыка. Мы все четверо мечтали стать моряками. Конечно, каждый представлял себе это по–своему, и нам было, о чем поговорить. Мы строили грандиозные планы на вполне ближайшее будущее и трое из нас впоследствии, действительно, стали профессиональными моряками.
Мы жили весело и интересно и не задумывались о том, что «все проходит». Однако, наконец, пришло то время, когда все кончилось. Закончилась школа, и прозвенел «последний звонок».
Это был прекрасный солнечный весенний день 22 мая 1960‑го года.
После официальной церемонии, выйдя со школьного двора, мы всем классом пошли гулять в парк Военного санатория. Затем вышли на гурзуфскую набережную, еще девственно пустую в ожидании «наезда» отдыхающих. Здесь кто–то из нас предложил:
— Давайте прокатимся на лодках.
Лодку тогда можно было взять на прокат у причала.
Девчонки отказались:
— Мы помнем и испачкаем свои праздничные платья.
Но мы четверо все–таки решили прокатиться.
Мы спустились в лодку. Сняли с себя парадные «белые одежды», сложив их аккуратно на корме и придавив, «на всякий случай», спасательным кругом. Обувь, как положено, была сложена под носовой банкой. Двое сели за весла, двое, соответственно, на корме и носу. И поход начался. С причала нас весело напутствовал поредевший коллектив класса.
Уже было тепло, небо чистое с небольшими далекими облаками, море спокойно, волна небольшая. Прогулка на веслах для нас дело привычное, и предвещала только удовольствие.
Шли, не торопясь, по направлению к Аю — Дагу мимо скал–близнецов Адаларов. Когда мы подошли к мысу Медведь–горы, один из нас спросил:
— Зайдем во Фрунзеское?
Так тогда назывался Партенит, находившийся по другую сторону горы.
Мне не хотелось, потому что состояние моря по ту сторону мыса было уже неспокойным, хотя я никогда не был в этом поселке.
Остальные поддержали эту идею.
— Мы зайдем не надолго и успеем вернуться вовремя.
Привязав лодку к причалу, мы погуляли по поселку и, заметив, что ветер усиливается, решили возвращаться. Выгребать по ветру было уже труднее, так как он прижимал нас к опасному скалистому берегу. Но, в конце концов, мы благополучно обогнули мыс, и вышли на простор. Здесь уже ветер был нашим союзником и гнал нашу лодку к дому. Для усиления скорости один из нас, сидевший на носу, растянул на руках майку, получился неплохой парус. Мы были довольны и веселы, хотя уже немного устали, попеременно меняясь на веслах. Однако волна все усиливалась и, время от времени, догоняла нашу лодку, заливая ее водой, которую сидевшему на корме приходилось постоянно вычерпывать. Когда на корме сидел я, вдруг раздался крик:
— Осторожно! Идет волна!
Но было уже поздно. Нас накрыла большая волна и окатила всех буквально с головы до ног. Ребята на веслах пытались удержать лодку в равновесии, а мне пришлось «подналечь» так как в моем распоряжении был только обычный лодочный «черпак». Наша обувь плавала по всей лодке, мешая мне работать. Но все обошлось, и мы вскоре благополучно подошли к причалу, очень довольные собой.
Посмеиваясь друг над другом, мы начали выгружаться.
И тут раздался удивленный возглас:
— А где наша одежда?!
Ответ был более чем очевиден, — ее не было! Ничего!
Вся наша «парадная» одежда, столь аккуратно сложенная на корме, была смыта, вероятно, той большой волной, когда я бросился вычерпывать воду и спасать плававшую в лодке обувь. Никто в суматохе этого не заметил.
Сейчас все смотрели на меня весьма красноречиво, а меня душил смех. Я ясно представил себе картину: в разгар яркого солнечного дня по узким улочкам и переулкам почти ползком пробираются в разные концы поселка четверо взрослых полуголых парней, боясь попасться на глаза прохожему, и еще хуже, какому–нибудь «школяру». Что нас ждет дома, — лучше было тогда не думать.
Слава богу, причал и набережная в то время были пустынны.
— Ну что, пошли, — прозвучала без энтузиазма команда.
И каждый пошел своим путем… Мой путь был самый дальний, на окраину поселка. Знакомыми тропками, через огороды и вдоль «дачных» заборов, я пробрался, чудом ни кем не замеченный, домой. Влез в окно своей комнаты и, быстро набросив домашнюю одежду, появился на кухне перед матерью. Она была, естественно, крайне удивлена:
— Ты, оказывается, уже дома. А почему я не заметила, когда ты пришел?
Я предоставил ей самой ответить на этот вопрос и начал рассказывать, как прошел «Последний звонок».
Вскоре после этого, каждый из нас уехал из Гурзуфа, расставшись навсегда со своим детством.
Мичманка
Я благополучно спрыгнул с каменного забора и, подобрав упавшую фуражку, услышал над собой вопрошающий голос:
— Это еще, что такое?
Подняв голову, я тут же вытянулся и замер. Передо мной стоял офицер и с удивлением рассматривал с ног до головы стоявшего перед ним шестнадцатилетнего мальчишку в курсантской форме.
— Это — ваш «сын полка», товарищ майор, — попытался объяснить выскочивший из КПП курсант.
— Чей сын? Мой?! — резко повернулся к нему офицер.
— Я хотел сказать, — Вашей роты, товарищ майор. Парень приехал поступать в наше училище и пока живет в нашей роте.
— Ты, кто такой? — повернулся ко мне офицер.
— Мишка из Гурзуфа, — со страхом выпалил я.
Вероятно, вид у меня при этом был такой растерянный, что майор неожиданно рассмеялся и сказал:
— Ладно, Мишка из Гурзуфа, иди спать. Завтра разберемся.
Влетев бегом в «кубрик», я рассказал моему другу Дане, что произошло. Он расстроился.
— Надо же, чтобы тебя угораздило попасться на глаза нашему «бате». Завтра он тебя, наверняка, выпрет. Да, и мне попадет.
Данил был старше меня на несколько лет. Я знал его с детства, когда наши отцы служили вместе в одном гарнизоне. Сейчас он заканчивал Ленинградское высшее инженерно–морское училище им. Макарова, куда я приехал поступать. Отправив свои документы в училище, я не стал дожидаться вызова и выехал в Ленинград. В училище мне сказали, что мои документы еще не пришли, поэтому дать мне направление в общежитие они не могут. Тогда я нашел Данила в «экипаже» на 23‑й улице и он приял решение.
— Будешь жить пока у нас. В «кубрике» сейчас есть свободные койки, некоторые ребята живут в городе, «на квартирах». Питаться будешь в нашей столовой. Для этого мы тебе подберем курсантскую форму. На КПП сейчас дежурят только наши ребята, остальные — на практике. Твоя задача днем не попадаться на глаза нашему «комроты». Он, — конечно, мужик нормальный, но «служака». Найдешь, чем заняться днем?
— Найду, — уверенно ответил я.
Так оно все и устроилось. Был 1960 год. Днем я пешком бродил по городу, который еще не был полностью восстановлен, в центре еще встречались развалины домов. Но я влюбился в этот город с первого взгляда.
В то время в городе были очень популярны «танцы». В «белые ночи» танцевали даже на Исаакиевской площади под духовой оркестр. Дворец культуры им. Кирова на Васильевском острове был местом отдыха исключительно курсантов военно–морских училищ и «Макаровки». Появляться ребятам в «гражданском» там было неуместно. Это я понял в первый же вечер, когда Даня взял меня туда с собой. Следующий раз я уже был в «своей» курсантской форме. Правда, пришлось «выкручиваться», объясняя своим юным «дамам», почему у меня на рукаве пять «шевронов».